Вчера зашла в котельную, а там на полу лежит шмель вверх лапками. В котельной окно приоткрыто, — фрамуга. Шмель залетел, а выхода не нашел. Лежит, а лапки чуть подергиваются, — живой еще, значит. Я палец к нему поднесла, тронула лапки, он за палец зацепился. Слабенько так, из последних сил. Вынесла я его во двор, пересадила на одуванчик. Сначала он удерживался на цветке только крючочками лапок, но сообразил, куда попал и стал тыкаться в трубочки цветков.

За следующие двадцать минут я прошла мимо шмеля раз пять. Последний раз видела, что он уже бодро и уверенно ползал по цветку, выискивая пропущенные капли нектара. А потом улетел.

Будь шмель язычником, он бы понял, что мимо проходил кто-то из богов и мимоходом решил спасти ему жизнь. Может, он потом принес бы на своем алтаре благодарственную жертву этому богу, может, просто хранил в душе благодарность, обращая ее на своих собратьев-шмелей. И совсем не факт, что собратья вообще узнали бы о случившемся, — разве что, на закате дней рассказал кому-то из близких, чтоб озвучить благодарность, оставить ее в этом мире. .

Будь шмель христианином, случай стал бы широко известен, служа реальным подтверждением неусыпного надзора и милосердия этого самого бога, стал бы поводом для массовых покаяний в надежде на такое же внимание и еще более массовых молений о помощи всевозможного рода.

Забавно, не правда ли?

А я всего-то заглянула в котельную, где мохнатый красивый шмель выглядел совсем неуместно на бетонном полу в яркий, жаркий солнечный день. В холодный дождливый день, когда головки одуванчиков закрыты, я, скорей всего, просто бросила бы шмеля в траву, — сможешь, выживай.